Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

Образ Меншикова в русском искусстве

Такова судьба четырех человек, изображенных В.И. Суриковым на его бессмертной картине «Меншиков в Березове», — одной из гениальнейших картин русской и мировой живописи.

Яркая фигура Меншикова, история его возвышения, могущества и внезапного падения привлекали внимание многочисленных писателей, как русских, так и иностранных, и породили большое количество всевозможных романов, повестей, драматических произведений в прозе и в стихах. Ознакомление с этой литературой, а также с мемуарными источниками о Меншикове и с многочисленными вариантами его биографий выявляет глубокую самостоятельность мысли Сурикова, трактовка которого не только отличается от общей господствующей традиции, но прямо противоположна ей.

Уже начиная с XVIII века история о Меншикове и его падении использовалась всевозможными авторами для религиозно-назидательных сентенций: либо на тему о наказанном пороке, либо, что получило гораздо большее распространение, на тему о пользе христианского смирения, укрощающего гордыню.

Уже в записках Вильбуа можно прочитать о том, что якобы Меншиков в момент ареста сказал: «Я виноват, и сознаюсь в том, что я заслужил наказание, но не царь осудил меня»1. Далее из текста Вильбуа следует, что, по мнению Меншикова, бог, который возвел его «на высоты суетного величия человеческого», вернул его в прежнее состояние. «Но лишение всех благ земных и свободы не причиняет мне никакой скорби», — сказал Меншиков, добавив, что он скорбит лишь о страданиях детей своих. Благочестивые рассуждения Меншиков заключил словами: трудности не ослабили моего здоровья, но укрепили его, «и в неволе моей наслаждаюсь свободою духа, которой не знал я, когда правил делами государства»2. Такие же утверждения встречаются и в записках другого современника Меншикова — фельдмаршала Миниха, который сгущает краски в изображении Меншикова-правителя, но пишет, что в ссылке он переменился, ободрял семейных «речами столь же христианскими, сколь и героическими, прося мужественно претерпевать бедствие, тяжесть коего, — говорит он, — гораздо легче переносить, нежели бремя правления государственного»3.

В книге неизвестного автора, которой Суриков мог пользоваться в библиотеке Академии художеств, рассказывается, что Меншиков с твердостью сносил свои несчастья, не роптал на судьбу: «Иногда больно было ему видеть дочерей своих, но и сам старался внушить, что воле божьей и воле государевой должно свято повиноваться»4. В таком же духе составлены многочисленные биографии Меншикова, в которых утверждается, что Меншиков в своем падении был человеком великим, потому что смирился со своей судьбой5.

Меншиков в ссылке. Гравюра неизвестного мастера

В книге Вейдемейера утверждается, что Меншиков в несчастье своем «явил душу истинно великую... среди ледяных пустынь Сибири, он не роптал на судьбу свою, покорился ей со смирением и ободрял детей своих...» «с умилением предавался воле творца». «Тихо текли дни знаменитого изгнанника в укромной хижине!» — идиллически заключает Вейдемейер6.

В романе неизвестного автора «Княжна Меншикова»7, где повторяются мысли Вейдемейера, также утверждается, что со времени ссылки в Березов начинается «новая эпоха» в жизни Меншикова. Прежде он был «рабом страстей своих», но отчужденный ото всего мира, «среди ледяных пустынь Сибири Меншиков не роптал на судьбу, покорился ей со смирением и утешал детей своих...», «с умилением предавался воле Творца»...

В широко распространенной книге С. Шубинского высказаны те же положения. Автор утверждает, что несчастье «произвело сильный нравственный переворот в Меншикове. Гордый, жестокий, властолюбивый и порочный во времена своего могущества, он явил в ссылке образец христианской добродетели, твердости, смирения и покорности воле провидения. Дома и при народе князь откровенно сознавался, что был виновен перед своим государем и вполне заслужил постигшее его тяжелое наказание; он видел в нем не кару, но милость неба... Помышляя единственно о загробной жизни и спасении души, Меншиков посвятил остаток дней своих покаянию и молитве». «Благо мне, господи, — повторял он беспрестанно в молитвах, — яко смирил мя еси!»8.

Ровинский упоминает гравюру о Меншикове с характерным названием: «Бог смирил меня»; на гравюре изображен Меншиков в меховой шапке, с топором в руках. Он стоит на фоне зимнего сибирского пейзажа у построенной им церкви, задумавшись, поднеся пальцы к губам9.

Другая гравюра аналогичного содержания помещена в альбоме В. Золотова и Н. Дементьева.

Меншиков в ссылке. Гравюра Р. Молво

Здесь изображен Меншиков в шапке и тулупе, подпоясанном веревкой, с топором в руках, во время рубки дров. Присевшему отдохнуть Меншикову собака лижет руку. Лицу Меншикова художник пытался придать выражение кротости. Сзади церковь и часовня, полузанесенные снегом. Текст в этой гравюре рассказывает, что удар, постигший Меншикова, «до того смирил гордого временщика, что он превратился в самого покорного поселенца, жил скромно, работал как простой плотник, сам срубил себе дом и выстроил церковь, около которой и похоронен...10.

Насколько живуча была официозная трактовка русской истории, показывает тот факт, что истолкование событий жизни Меншикова в духе христианской сентиментальности продолжалось и после создания Суриковым его замечательного произведения и даже повторялось в качестве объяснительного текста к самой картине «Меншиков в Березове», несмотря на то, что находилось с ней в явном противоречии. Так, например, пояснительный текст к гравюре с картины Сурикова, помещенной в журнале «Иллюстрированный мир», гласит: «Сам Меншиков в глубокой задумчивости слушает чтение св. Писания своей старшей дочери Марии... В этом св. Писании его единственное утешение». (Автор не только путает, какая из дочерей читает книгу, но и превращает сына в третью дочь и пишет, что в ссылке для бедного старца «вся жизнь свелась к любви этих трех неповинных страдалиц-дочерей»11.)

Можно было бы привести еще много примеров подобных рассуждений на тему о ссылке Меншикова и о том, какие уроки христианского смирения можно извлечь из его поведения в Березове.

Такого рода утверждения историков и беллетристов, писавших о ссылке Меншикова, оказали влияние и на некоторых советских искусствоведов, некритически повторивших дореволюционных авторов. В книгах В. Никольского, Н. Щекотова встречаются истолкования, придающие образу Меншикова такое несвойственное ему содержание.

У В. Никольского Меншиков упорно, внимательно вслушивается в слова святой книги, хочет отдаться им, но «бес» в нем еще мутит, «еще не изгнан». Никольский даже утверждает, что губы Меншикова шепчут: «благо мне, господи, яко смирил мя еси»12. Н. Щекотов предполагает, что в церковной книге, которую читает младшая дочь, содержится то, «о чем всегда и всюду твердят церковные писатели»: «Прах ты и во прах возвратишься...»; «жизнь человеческая суета сует и всяческая суета». В Петербурге, по мнению Щекотова, эти церковные предупреждения не трогали Меншиковых; «призыв к отречению от земной жизни, от желаний и надежд... заглушался шумом придворных празднеств», заслонялся борьбой интересов, интригами и т. д. До покаяния ли там было Меншикову... «Совсем другое дело здесь... церковная премудрость зазвучала совсем по-иному, обрела особую значительность, особую силу убеждения. Здесь она стала восприниматься изгнанниками как неумолимый, неисповедимый и непреложный закон человеческой судьбы»13. И в доказательство Н. Щекотов ссылается на особый церковный дух в атмосфере картины. (Однако в дальнейшем анализе образов автор вступает в противоречие со своим же исходным положением.)

А. Флеров. Меншиков, умирающий в ссылке, благословляет своих детей. Гравюра

Наряду с этим ссылка Меншикова использовалась и для рассуждений в духе плоского морализирования, целью которых было доказать, что порок наказан по заслугам. Так, например, критик Н. Ежов после соответствующих слов о «дивных красках» писал: «Вам, зрителям, жалко Меншикова, но все-таки вы чувствуете, что деспот несет кару по делам своим»14.

Как ни странно, эта точка зрения встречается и в советской литературе о Сурикове. Так, по мнению Евдокимова, суриковский Меншиков — «это пойманный и скованный хищник». Евдокимов считает, что Суриков изобразил «заслуженное возмездие», которое постигло все то, что было «самого худшего в Петровской эпохе, самого ненавистного порабощенной массе»15. В другой книге, изданной в Красноярске, читаем, что Меншиков — выходец из народа — строил свое благополучие на его эксплуатации, и вот теперь, оказавшись в Сибири, «куда он до этого вместе с царем отправлял наиболее ярых противников петровских преобразований, Меншиков как бы получил заслуженное возмездие»16.

Подобные рассуждения далеки от действительного содержания картины Сурикова, в которой нет ни проповеди христианского смирения, ни плоского морализирования, а заключен совершенно иной глубокий исторический смысл.

Известна особенность творчества Сурикова — изображать в своих исторических картинах жизнь, борьбу и переживания народных масс Древней Руси. Это подтверждено всей творческой практикой Сурикова и его прямым высказыванием: «Я не понимаю действий отдельных исторических лиц без народа, без толпы, мне нужно вытащить их на улицу»17. Не является ли в таком случае картина «Меншиков в Березове» отходом Сурикова от его принципов, не направлено ли в данном случае внимание художника на раскрытие личной драмы Меншикова и драмы его семьи? В литературе о Сурикове такой взгляд получил довольно широкое распространение. Произошло это, возможно, оттого, что картину «Меншиков в Березове» многие критики рассматривают вне ее внутренней связи с «Утром стрелецкой казни» и с «Боярыней Морозовой», рассматривают как произведение не характерное, случайное в творчестве Сурикова, как картину «проходную», написанную в промежуток времени между этими двумя большими многофигурными композициями не то «для отдыха», не то для оттачивания техники...

Так, В. Никольский18, а вслед за ним И. Евдокимов19 утверждают, что «Меншиков» понадобился Сурикову для того, чтобы отдохнуть, набраться сил и «совершенствовать мастерство», перед тем как приступить к работе над созданием «Боярыни Морозовой», «размять пальцы» на «отходах» от «Утра стрелецкой казни».

А.Д. Меншиков. Гравюра XVIII века неизвестного мастера

Н. Щекотов, хотя и придает большее значение картине «Меншиков в Березове», все же считает, что «она стоит особняком среди других его творений». «Включать в этот народно-эпический ряд Меншикова не приходится»20, — утверждает он.

Думается, что причиной таких суждений было распространенное одно время среди критиков, слишком «лобовое» понимание сюжета в картинах на исторические темы, что в особенности мешало верно оценить такие произведения, как «Меншиков в Березове» и другие исторические картины Сурикова. «Темы Репина, — писал Н.Г. Машковцев, — более остры, более историчны. В самом деле, Иван Грозный, убивающий сына, или Софья, заточенная в Новодевичий монастырь, более выражают историческое происшествие, чем «Казнь стрельцов», бывшая только эпизодом в изобиловавшей практикой палача деятельности Петра, или увоз в ссылку Морозовой, который никак не может считаться центральным событием в истории гонения старообрядчества. С тем меньшим правом может претендовать на историческую значительность «Меншиков в ссылке». В картинах Сурикова нет исторических моментов, нет исторических событий. Никакая цитата из политической истории или страницы дворцовой хроники не покроет их содержания»21.

Нельзя подходить к сюжетам картин Сурикова с точки зрения того, насколько они выражают то или иное «историческое происшествие» или в какой мере они могут быть покрыты «цитатой из политической истории». И в выборе и в трактовке сюжетов сказалось удивительное историческое чутье Сурикова, его умение глянуть на события истории глазами народа, благодаря чему художник раскрыл глубокий смысл исторического процесса России. Сам Суриков говорил, что «он ищет мотивы исключительно в истории русского народа, причем берет моменты еще никем не трактованные, но тем не менее представляющие собой крупный исторический интерес — во многих случаях, целую эпоху из жизни русского государства»22.

И это совершенно справедливо не только по отношению к таким картинам, как «Стрельцы» и «Морозова», где изображена сама народная масса, но и по отношению к картине «Меншиков в Березове», где народ непосредственно не фигурирует, но его точка зрения чувствуется в самом взгляде художника на событие.

По своему идейному содержанию, по исторически-философскому смыслу картина «Меншиков в Березове» составляет необходимое звено в исторической трилогии Сурикова: «Боярыня Морозова» — «Стрельцы» — «Меншиков» и является как бы эпилогом, подводящим итог огромному периоду исторического развития России, отображенному в его творчестве.

* * *

В картине «Меншиков в Березове» Суриков, до сих пор черпавший свои темы из истории второй половины и конца XVII столетия, впервые обращается к новой исторической эпохе — к послепетровской России XVIII века. На этот раз центральным героем картины оказывается самый близкий друг и самый блестящий сподвижник Петра Великого — легендарный Меншиков, тот, кого Пушкин в стихах о Полтавской битве выделяет из всех «птенцов гнезда Петрова», называя его:

«И счастья баловень безродный.
Полудержавный властелин...»

В том, что Суриков избрал именно Меншикова героем своей картины, сказалась свойственная художнику особенность — его любовь к простым людям или людям, вышедшим из простонародья, а не к царям и князьям, обычно прославляемым официальной историографией. Следуя этому отношению к народу, Суриков продолжает демократическую традицию русской литературы. Так, например, Белинский в свое время полемизировал с Н. Гречем, писавшим, что действующие лица трагедии должны благородством и величием соответствовать важности действия и «потому обыкновенно действуют в ней цари и вельможи...», «люди низкого звания не могут участвовать в долах важных и великих, не могут возбудить большого сочувствия в зрителях». На это Белинский возражал: «А Минин — разве он не был человеком низкого звания и разве не участвовал в делах важных и великих? а Меншиков? а Сусанин?»23. Интересно здесь не только то, что Белинский в ходе рассуждения о людях «низкого звания», участвующих в «делах важных и великих», вспомнил о Меншикове, но и то, что привел его имя в одном ряду с Мининым и Сусаниным, прославившимися своими деяниями как выдающиеся патриоты русской нации.

Н. Огарев пишет, что если бы Петр Великий воскрес и увидел бы в России крепостное право, дух жандармерии и другие язвы государства, то для того, чтобы покончить с ними, Петр «окружил бы себя людьми достойными, к какому бы сословию они ни принадлежали. Так он делал и по время оно, когда возле него стоял Меншиков»24.

Интерес к Меншикову проявил и Л. Толстой. В записях С.А. Толстой от 15 февраля 1870 года читаем: «Типы Петра Великого и Меншикова очень его интересуют. О Меншикове он говорил, что чисто русский характер, только и мог быть такой из мужиков»25. Эта особенность натуры Меншикова, угаданная Л. Толстым, его типичный национально-русский характер, привлекла внимание Сурикова и, как увидим дальше, находится в тесной связи с самим содержанием замысла картины «Меншиков в Березове». Суриков, как художник, влюблен в Меншикова, в его ум и решительность, любуется широкой талантливостью натуры простого русского человека, ставшего одним из первых государственных людей Европы, одним из тех, кто вместе с Петром Великим переделывал древнюю Московскую Русь в новую Российскую империю.

Примечания

1. Вильбуа, Краткий очерк, или Анекдоты о жизни князя Меншикова и его детях. — «Русский вестник», т. V, 1842, февраль, стр. 155.

2. Вильбуа, Краткий очерк, или Анекдоты о жизни князя Меншикова и его детях. — «Русский вестник», т. V, 1842, февраль, стр. 160, 162, 163.

3. «Записки о России фельдмаршала Миниха». — «Русский вестник», т. V, 1842, январь.

4. «Картина жизни и военных деяний Российского императорского Генералиссима князя Александра Даниловича Меншикова фаворита Петра Великого», ч. I, Спб., 1809, стр. 214.

5. См.: Н.О. Проценко, Александр Данилович Меншиков — сподвижник Петра Великого. М., 1864, стр. 30.

6. «Обзор главнейших происшествий в России с кончины Петра Великого до вступления на престол Елисаветы Петровны. Сочинения Александра Вейдемейера», ч. I, Спб., 1832, стр. 76.

7. «Княжна Меншикова», Роман. М., 1833, стр. 119—120.

8. С.Н. Шубинский, Березовские ссыльные, 1727—1781 гг. — Сб. «Исторические очерки и рассказы», стр. 43, 44.

9. Д.А. Ровинский, Подробный словарь русских гравированных портретов, т. I, Спб., 1872, гравюра № 16.

10. Картина 81 — «Меншиков в Березове». «История России в картинах», Спб., 1869, изд. 3. Одобрена Ученым комитетом Министерства народного просвещения. Картины подобраны и тексты составлены В. Золотовым и Н. Дементьевым.

11. «Иллюстрированный мир» от 5 сентября 1887 г. № 36, стр. 573.

12. В. Никольский, В.И. Суриков, Спб., изд. «Огни», б. г., стр. 40, 41.

13. Н.М. Щекотов, Картины Сурикова. Очерки, М.—Л., 1944, стр. 44, 45.

14. Н. Ежов, В.И. Суриков. — «Московские ведомости» от 9 марта 1916 г., № 56.

15. И. Евдокимов, Суриков. М., 1933, стр. 67—68.

16. В. Титова, Г. Титов, В.И. Суриков, Красноярск, 1956, стр. 81.

17. Слова Сурикова, сказанные А. Новицкому (см.: И. Евдокимов, В.И. Суриков, М.—Л., 1940, стр. 65).

18. В.А. Никольский, В.И. Суриков, Г1 г., 1923, стр. 36.

19. И. Евдокимов, В.И. Суриков, М.—Л., 1940, стр. 82.

20. Н.М. Щекотов, Картины Сурикова, М.—Л., 1944, стр. 43.

21. Н.Г. Машковцев, Тематика Сурикова, М., изд. Гос. Третьяковской галлереи, 1927, стр. 25. Впоследствии Н.Г. Машковцев отошел от такого взгляда на сюжеты суриковских картин (см.: Н.Г. Машковцев, Василий Иванович Суриков. М., 1960).

22. Екатерина Ил. Из беседы с В.И. Суриковым. — «Новости дня» от 17 ноября 1897 г.

23. «Неизвестные страницы Белинского». — «Литературное наследство», т. 55. В.Г. Белинский, кн. I. М., 1948, стр. 376—377.

24. «Неизданные публицистические тексты Н.П. Огарева». — «Литературное наследство», т. 39—40. А.И. Герцен. М., 1941, стр. 318—324.

25. Л.Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 17, стр. 624.

 
 
Боярыня Морозова
В. И. Суриков Боярыня Морозова, 1887
Вид на Кремль
В. И. Суриков Вид на Кремль, 1913
Старик-огородник
В. И. Суриков Старик-огородник, 1882
Флоренция. Прогулка (жена и дети художника)
В. И. Суриков Флоренция. Прогулка (жена и дети художника), 1900
Голова молодого казака
В. И. Суриков Голова молодого казака, 1905
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»