Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

XV. Портреты конца 20-х годов. Новое увлечение прикладным искусством, книжной графикой, жанром

Анатолий Васильевич Луначарский очень тепло относился к Сергею Васильевичу Малютину и высоко ценил его как художника. Он с удовольствием позировал ему для портрета. В 1925 году, несмотря на занятость, он точно выполнял расписание сеансов, обусловленных Малютиным. Часто приходил в мастерскую к художнику вместе со своей женой — актрисой Н.А. Розенель.

Розенель вспоминает в своей книге «Память сердца» о посещениях мастерских художников на Мясницкой: «...я сопровождала Анатолия Васильевича в студию С.В. Малютина, который писал его большой портрет маслом, и частенько оставалась там во время сеансов. На лестнице, ведущей в квартиры самых именитых художников, довольно запущенной, мрачной и темноватой, мы встретились с Абрамом Ефимовичем (Архиповым. — А.А.), и он пригласил нас заглянуть к нему в мастерскую. Там мы были захвачены и опьянены сочной, праздничной, жизнеутверждающей палитрой архиповских красок. Архипов, добродушно и лукаво прищуриваясь, сказал мне: «Значит, нравится? А позировать мне будете? Приезжая сюда, Анатолий Васильевич поднимется к Малютину, а вы пойдете ко мне»1.

Работа над портретом Луначарского шла планомерно и спокойно. С большим старанием и чувством ответственности художник с успехом довел свой труд до конца, и Анатолий Васильевич остался очень доволен портретом. Сразу после окончания сеансов Луначарский уехал за границу и по возвращении написал художнику:

«Дорогой Сергей Васильевич!

Давно мы с Вами не видались. За это время я был очень занят и уезжал надолго за границу.

Мне очень хочется побывать у Вас и хорошенько узнать про судьбу превосходного портрета, который Вы для меня сделали, и переговорить также о портрете жены. Мы охотно побываем у Вас вместе с нею приблизительно через неделю. Я предупрежу Вас тогда по телефону и, если время окажется для Вас удобным, увидимся и переговорим с Вами.

Вы, вероятно, уже знаете, что Вы представлены к званию народного артиста республики и дело это, вероятно, в ближайшем будущем будет благополучно оконченным.

Нарком по просвещению А. Луначарский»2.

Портрет этот, несомненно, имеет большое значение как документ эпохи. Но создается впечатление, что художнику не удалось полностью раскрыть свои возможности портретиста в этой работе. Портрет Луначарского и очень точный, и очень похожий, но кажется, что внимательный глаз художника как бы скользит по по поверхности модели, не разрешая себе заглянуть глубже. Возможно, художник не чувствовал себя во время сеансов вполне свободно и непринужденно.

2 января 1928 года Анатолий Васильевич Луначарский обратился к Малютину с письмом, в котором рассказывал о решении Наркомпроса пополнить собрание Люксембургского музея во Франции произведениями современных русских художников, так как экспозиция зала, отведенного в этом музее русскому искусству, была составлена порой из произведений случайных, слабых в художественном отношении. «Между тем, — пишет Луначарский, — как Вы сами прекрасно знаете, правильный постоянный показ русского искусства в мировом художественном центре имеет очень большое значение для пропаганды как самого русского искусства, так и советской культуры вообще. Наиболее удобной формой такого пополнения являлся бы подарок русских художников французскому народу, аналогичный тому подарку, который был сделан нам этим летом французскими художниками»3.

Малютин откликнулся на это письмо сразу же. 6 января он написал в адрес секретаря Луначарского К.С. Ериновой:

«Многоуважаемая Ксения Семеновна!

Вполне сочувствуя мысли Анатолия Васильевича отплатить за принесенный дар Советской власти от лица художников Франции тем же, спешу оповестить Вас, что я приготовил из имеющихся у меня живописных работ:

1) Портрет Шарого В.П., исп. масл. красками в 1925 году.

2) Пейзаж — деревня, бедняцкий уголок, исп. тоже масл. красками в 1925 году...

Уважающий Вас С. Малютин»4.

Малютин был отзывчив на все мероприятия, проводимые Советским государством в области культуры.

16 июля 1925 года в хронике литературы и искусства газеты «Вечерняя Москва» была напечатана небольшая заметка:

«Художник С.В. Малютин закончил портрет А.В. Луначарского. Портрет приобретен Главнаукой. Художник приглашен в Воронежский университет для чтения лекций по искусству и художественной промышленности».

89. Портрет С.А. Басова-Верхоянцева. 1925

Эта короткая газетная информация поднимает целый пласт в творческой биографии Малютина. Все годы и после революции Малютин не прекращал своей работы в области прикладного и декоративного искусства, более того, он мечтал о советском Талашкине, веря, что именно в советское время можно осуществить связь профессионального и народного искусства. Художник трезво смотрел на вещи, понимая, что новая жизнь потребует и новых форм в искусстве быта, недаром с инженерами-мостостроителями Г.П. Передернем и Ю.И. Успенским он так много говорил о красоте промышленных сооружений, а делая портрет Малевича, все допытывался, как же это футуристы (он их упорно называл «фатуристами») собираются переделывать искусство. Надо кстати заметить, что супрематист Малевич пришел в восторг от реалистического портрета Малютина. От великолепно написанного рыжего меха шубы, от того, что Малютин изобразил Малевича именно таким, каким он был тогда — красивым, молодым, вдохновенным. Еще одна невосполнимая потеря в творческом наследии Малютина — портрет этот погиб во время эвакуации коллекций Сталинградской картинной галереи в годы Великой Отечественной войны...

Малютин был абсолютно уверен в том, что в «советском искусстве быта» найдется место и для тех вещей, работе над которыми он посвятил всю жизнь, передав умение, опыт и мастерство ученикам5.

Успенский познакомил Малютина со своим земляком — ректором Воронежского университета В.Э. Регелем. Художник обрадовался не только тому, что галерея современников пополнилась еще одним портретом (портрет Регеля 1923 года — несомненная творческая удача художника), но и тому, что в лице профессора Регеля он нашел своего единомышленника. 6 сентября 1924 года ректор Воронежского университета направил в музейный отдел Наркомпроса письмо:

90. Иллюстрации к сказке «Конек-скакунок» С.А. Басова-Верхоянцева. Макет книги

«При Воронежском государственном университете состоит Музей древностей и изящных искусств, который не только обслуживает местный край, но будет иметь весьма важное практическое значение для развития кустарного производства, потому что вновь назначенный в Университет известный академик живописи С.В. Малютин, бывший руководителем курсов Тенишевой в Талашкине Смоленской губернии, открывает при Университете художественные мастерские». Далее профессор Регель от имени правления университета просит предоставить «предметы искусства по списку для музея, которым будет руководить С.В. Малютин»6.

Все лето художник проработал по отбору экспонатов для музея Воронежского университета. Составлял программы занятий, был окрылен тем, что сбывается его мечта, лелеянная им еще с тех пор, как он впервые прочитал трактат Толстого об искусстве, мечта о связи науки и искусства, союза, призванного сделать человека лучше, чище, благороднее...

91. Обед артели. 1934

Он очень хотел переселиться в Воронеж, город своей юности, город, в котором он начал путь в искусство. Зачисление профессором университета должно было определить и его материальное положение — пенсии он не получал, во Вхутемасе не преподавал, ахрровские портреты сделаны «на одном энтузиазме», даже портреты Фурманова и Лазаревича не оплачены художнику — стоимость этих работ была включена в погашение задолженности АХРР.

Материальные заботы легли на плечи Ольги Сергеевны. Все это бесконечно угнетало Сергея Васильевича, и он был счастлив, получив первый денежный перевод из Воронежского университета: «5/V-1924 г. Академику Малютину. Ваше содержание за апрель 22 р. 08 к. Удержано за перевод 17 к.». Тут же на бланке почтового перевода Малютин распорядился этими деньгами: «Взято За материю для пальто М.С.М. 13 р. (Михаилу Сергеевичу Малютину), Владимиру 3 р., осталось 6 р.»7 Дело с воронежской профессурой стопорилось на каждом шагу. Затея Малютина и Регеля была прекрасной, но, вероятно, преждевременной.

Все заготовки, эскизы и наметки для будущего советского Талашкина Малютин сложил в свою скрыню — лубяной сундучок... Но с этих пор он все больше и больше задумывался о возможности применения своих сил в области декоративного искусства.

92. Голова девочки. Конец 1920-х годов

К этому периоду относится знакомство художника с писателем-большевиком С.А. Басовым-Верхоянцевым.

Портрет Басова-Верхоянцева сделан в один год с портретом А.В. Луначарского. И тот и другой портреты художник писал маслом, но портрет Басова-Верхоянцева написан свободнее, обобщеннее, решительнее — что и понятно, во время сеансов художник очень подружился с писателем. У художника и модели находились дела и разговоры помимо портрета. Много писатель рассказывал о себе, о революционном движении, о годах ссылки. Однажды он принес, чтобы показать Малютину, любопытную книжку. Сказка Басова-Верхоянцева «Конек-скакунок» появилась в 1906 году, во время первой русской революции, сказка эта о том, как рабочий народ выгнал царя и установил новое царство — царство справедливости. Текст был «прикрыт» обложкой ершовского «Конька-горбунка».

Почти два десятилетия художник не занимался книжной иллюстрацией, хотя и очень скучал по этой работе. Занятый портретной серией и преподаванием, он обращался к иллюстрации эпизодически. Так было, например, в 1922 году, когда он, несомненно под впечатлением знакомства с Фурмановым, делает рисунки к несуществующему «Сказу о ратных подвигах».

93. Натюрморт. 1931

Сказка Басова-Верхоянцева, казалось, написана специально для Малютина-иллюстратора. Только теперь иллюстрации его стали другими — более жизненными. Выполненные весело и живо, они ближе к натуре. И понятно, ведь эта сказка — сказка-быль. Сказка, которая предвосхитила исторические события. Ну, а поскольку она предназначена для самого широкого круга читателей, а иногда даже и не читателей, а только слушателей — многие из тех, кто хотел и кому нужно было познакомиться с этой сказкой, и вовсе не умели читать, — то и рисунки к ней сделаны соответствующие — простые, доступные, запоминающиеся, интересные для разглядывания. Рисунки (а их множество — по пять-семь на одной странице), сопровождающие текст, точно, подробно и внимательно иллюстрируют происходящее, так что и тем, кто не сумел бы прочитать книжку, ее все равно полезно и интересно было бы просто посмотреть.

Наивность и сочный юмор стихотворного повествования, жизненная правда, острая наблюденность и традиционность сказочной выдумки, занимательность сюжета и социально-политическая подоплека невинной и нехитрой, на первый взгляд, сказки — все пленяло Малютина в сочинении Басова-Верхоянцева. Он стал полноправным соавтором писателя, превзойдя его талантом и мастерством, если говорить о художественной ценности иллюстраций.

Сказка от такого соавторства намного выиграла, засверкала, ожила, приобрела новые качества.

На страницах, сброшюрованных Малютиным, разбросано множество маленьких шедевров художника, его находок и откровений8. Как из рога изобилия, сыплются на страницы книги красочные рисунки, сказочное повествование само просится в изображение. Художник особенно увлечен тем, что в старую форму вложено новое содержание, что в сказке отражаются истинные исторические события, и в яркой и доступной форме изложен целый курс «политграмоты», рассказано о борьбе рабочих и крестьян с самодержавием и о свержении царя. Малютина восхищало то обстоятельство, что за одиннадцать лет до начала Великой Октябрьской социалистической революции «сказочник Савва» поведал о том, что потом произошло в действительности:

Сказка — сладка —
Вышла гладко.
Да какой же в сказке прок?
Добрым молодцам урок.
Рассказал же сказку Савва,
А за то ему и слава.
Ай ду-ду! Ай ду-ду!
А писал он сказку эту
И пустил ее по свету
В девятьсот шестом году.
Ай ду-ду!

История Иванушки-дурачка и его конька-скакунка изобилует приключениями, событиями.

Здесь и тюрьма, и ссылка, и каторга, и острог на острове Буяне, так живо изображенный художником. Видно, оттого, что «Конек-скакунок» — «сказка-правда, сказка быль», и иллюстрации к нему Малютина вовсе не сказочные — их отличают несколько грубоватый реализм, острая графическая манера, жанровые сценки, подсмотренные в жизни и сдобренные хорошей порцией юмора.

Художник будто сам участник происходящих событий — вместе с Иванушкой терпит тяготы жизни, спасается от жандармов, с наслаждением выметает метлой корону и прочие регалии бежавшего царя Берендея, круто объяснившись перед этим со «злодеем-лиходеем»:

Я мужик, Иван-дурак, —
Тот, кто пашет, сеет, жнет,
Рубит лес и сталь кует.
Кто всех кормит, одевает,
Кровь на войнах проливает,
Роет землю, словно крот,
Соль и уголь достает.
Добывает медь, свинец.
Я твой выстроил дворец!
Царь, скажу те напрямик:
Если б только не мужик,
Ты ходил бы без сапог.
Ты бы с голоду издох.
Ведь на мой крестьянский грош
Ты богато так живешь.
Ты владеешь вот один
Миллионом десятин.
У меня ж, у мужика,
Всей земли-то два вершка.
Ты с нас девять шкур дерешь,
А взамен нам что даешь?

Агитационный накал бесхитростных и «складных» строк так заряжал художника, что он обрушивал на Берендея все свое негодование и изображал его таким противным и жалким старикашкой, что хуже и смешнее не придумаешь.

Когда же Малютин делал картинки к заключительным страницам сказки, был он в веселом и праздничном настроении, напевал и мурлыкал себе под нос. Сцены народной сходки он рисовал с особым подъемом, не жалея ярких, звонких и радостных красок:

Собирался тут на сход
Весь трудящийся народ.
Посудили, порядили,
Перво-наперво решили,
Чтоб не быть у них царям,
Ни царям, ни их псарям
Не бывать бы и в помине,
А стояла бы отныне,
Не вводя народ в изъян,
Власть рабочих и крестьян.
Власть Совета депутатов,
Для народа первых братов.

Шуточный спор о женском равноправии совершенно покорил художника. Он знал эти строки наизусть и любил их «ввернуть» в разговоре при первом удобном случае. Да и как художник он здесь особенно постарался:

Заодно отмерим волю
И на женскую мы долю,
Чтоб для нас и наших жен
Был у нас один закон.
Старички тут зашумели:
«Ты, Ванюха, брат, в уме ли?
Коли с нами баб сравнять,
Их потом и не унять».

Графические достоинства иллюстраций Малютина к сказке Басова-Верхоянцева «Конек-скакунок» — не только результат одаренности автора рисунков; компонентов, слагающих эти достоинства, много. Главный из них — абсолютная творческая свобода мастера, духовная потребность сделать эти иллюстрации.

Действительно, иллюстрации ему никто не заказывал — книгу никто не собирался переиздавать, как по переиздавали сделавшие уже свое дело пропагандистские и агитационные листовки, распространявшиеся в период подготовки революции. И тем не менее, с огромным увлечением и полной самоотдачей Малютин эту работу выполнил. Она была для него необходимостью, радостью, душевной потребностью. Старик, он чувствовал себя помолодевшим, забывал о болезнях, которые его уже начинали одолевать, и по вечерам, после трудового дня, едва перекусив что-нибудь и капельку передохнув, он уединялся в мастерской и рисовал долго и с удовольствием.

После неудачи с переселением в Воронеж и обиды на АХРР Малютин несколько охладевает к «своей галерее». Нет, он продолжает ее вести (среди портретов того времени портрет Льва Толстого 1929 года, А.С. Серафимовича — 1933), но все чаще художник обращается к жанровым картинам на современные темы («Перевыборы в сельсовет», 1930; «Взмет пара», 1933; «Возвращение с жнивья», 1933; «Заготовка сена в колхозе», 1933; «Обед артели», 1934).

К этому периоду относятся и блестяще написанные, такие редкие в его творчестве натюрморты.

Примечания

1. Н. Луначарская-Розенель. Память сердца. М., 1962, с. 311—312.

2. ЦГАЛИ, ф. 2025, ед. хр. 111.

3. Там же.

4. Там же, ед. хр. 61.

5. В своих автобиографических записках Малютин пишет:

«В 1919 году меня просили вновь заведовать мастерскими. Приехавшему уполномоченному мастерских Талашкина Зиновьеву я ответил, что в данный момент не могу, так как дети мои должны закончить образование в Москве при мне». — ЦГАЛИ, ф. 2023, оп. 1, ед. хр. 24.

6. Там же, ед. хр. 25.

7. Там же, ед. хр. 24.

8. Сброшюрованный экземпляр (макет). — Архив семьи художника.

 
 
Скульптурная мастерская
С. В. Малютин Скульптурная мастерская, 1903
Портрет дочери художника
С. В. Малютин Портрет дочери художника, 1909
Портрет В.В. Переплетчикова
С. В. Малютин Портрет В.В. Переплетчикова, 1912
Портрет старого кооператора (Г.Н. Золотова)
С. В. Малютин Портрет старого кооператора (Г.Н. Золотова), 1921
Автопортрет
С. В. Малютин Автопортрет, 1918
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»